| Главная » Статьи » Житие святых |
Жизнеописание Оптинского иеромонаха Василия (Рослякова) часть 2
| Покаяния отверзи ми двери Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, - взывает Господь, - и Я упокою вас. Придите и покайтесь. Ибо знает Бог, что человек немощен, Он и прощает, и утешает, и дарует слезы умиления и покой сердечный всем, смиренным сердцем. «От грешников первый семь аз, - таким признавал себя и писал об этом в своем дневнике послушник Игорь, - [надо] умолять Господа о грехах своих и людских». А далее объясняет ясно и просто, как должно умолять Бога: «Милости просить». И не праздно просить, проводя время в нерадении и лености, но еще присовокупляет, что необходимо себя распинать, то есть понуждать к молитвенному подвигу и тем самым в жертву приносить. Вжертву живую и непорочную, которая есть сердце сокрушенно и смиренно. И хотя «страсти, похоти, нечистые помыслы терзают душу, но терпеть надо и совершать дело благочестия, исполняя заповеди Христовы». Смиряя и уничижая плоть свою, Игорь искал и просил у Господа ведения своих грехов более, нежели каких-либо иных благодатных даров. Все же происходящее доброе он относил ко благодати и великому милосердию Божию, считая себя немощным и самым скверным. Он видел, что самомнение ни что иное, как мерзость пред Богом и что оно некогда низринуло из рая первых людей, ибо тогда, услышав слова: будете, как боги*, они предались суетной этой надежде. «Дух же Святый дышит, где хочет — говорил Игорь, - Он научает исполнять волю Божию и руководит на всякую истину, приводя нас к покаянию». Случалось, что, когда он слышал слово Бо-жие на службе или читал его в келий, у него на глазах появлялись слезы. Он старался сдержать их, чтобы никто не видел, и с верою сердечною молил Бога ниспослать Духа Святаго, согласно воле Своей Святой. «Духом Святым мы познаем Бога, - писал он, будучи уже иеромонахом. - Это новый, неведомый нам орган, данный нам Господом для познания Его любви и Его благости. Это какое-то новое око, новое ухо для видения невиданного и для услышания неслыханного. Это как если бы дали тебе крылья и сказали: «А теперь ты можешь летать по всей вселенной. Дух Святый - это крылья души». Два ангельских крыла - покаяние и смирение - пронесли будущего мученика Христова через всю его земную жизнь. До конца дней своих взывал отец Василий со слезами на глазах: «Милосердый Господи! Да будет воля Твоя, хотящая всем спастись и в разум истины прийти. Спаси и помилуй раба Твоего. Прими сие желание мое как вопль любви, заповеданной Тобою». Так просил он у Бога милости, непрестанно облекая себя в нищету духовную, которая есть блаженство пред Господом. Однажды в Рождественский сочельник, когда отец Василий канонаршил стихиры, в храме неожиданно погас свет. Служба продолжалась в темноте и лишь лампады освещали лики святых икон. Отцу Василию подали свечу и с удивлением заметили, что глаза, лицо и даже борода его были мокрыми от слез. Обычно Батюшка всегда старался не показывать слез и всячески сдерживал их, а тут не смог удержаться. «От грехопадений моих бегу не в затвор, -говорил он, - и не в пустыню, а в самоукорение и исповедание грехов моих». Душа его иногда открывала себя ближним, и тогда можно было увидеть, что от великой духовной радости она уподобляется незлобивому младенцу и уже не знает, что такое осуждение. Она на всех взирала чистым оком и радовалась о всем мире, и всемерно желала любить и монахов, и мирян, и грешников, и врагов, без всякого лицеприятия. Подобно тому, как и Господь посылает дождь на праведных и неправедных. В проповеди, произнесенной на Евангелие об исцелении бесноватого в гадаринской стране, отец Василий говорил: «Свиньи - это наши страсти, которые мы лелеем, кормим и поим, влекомые их похотью. И когда приходит беда, как некогда пришла она к жителям страны гадаринской в виде бесноватого, наводившего ужас на них, тогда только мы взываем к Богу о помощи. Щедрый же Господь оказывает нам Свою любовь и подает благодать Свою спасительную. А мы, улучив милость от Бога, снова обращаемся ко греху. И никак не хотим расстаться со своими свиньями-страстями, и малодушно просим Господа отойти от нас. Просим отойти, дабы нам еще погрешить, говоря в душе своей: Господи, я буду жить по заповедям, но только не сейчас!» В то же время он предостерегал от неправильного покаяния, - такого, когда человек от чрезмерного самоуничижения и самобичевания доходит до уныния и отчаяния. «Подобно тому, как разбойники, воспользовавшись покровом ночи, легко нападают на стражу и убивают ее и грабят имение, так и демон, наведши на душу уныние, нападает на нее и наносит ей смертельные раны, - говорил Батюшка. - Но не демон является причиной уныния, а напротив, оно придает ему силу. Так и апостол Павел, остерегаясь уныния или чрезмерной скорби, писал к Коринфянам, чтобы они простили некоему грешнику грех его, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью». Помня слова Апостола: С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, "будущий мученик радовался, встречаясь с многоразличными скорбями и всячески старался приучать себя к этому посредством всегдашнего благодарения Господа. В мире будете иметь скорбь, - говорит Господь, - но мужайтесь: Я победил мир. «Обетования Господни непреложны, - напоминал отец Василий, -никто и никогда отменить их не может, и мы живем сегодня только этими обетованиями. У каждого человека, конечно, есть боль, и у каждого есть страдания, но вот возьмите, пожалуйста, старцев Оптинских. Ведь к чему они пришли? - К непрестанной радости! Они ведь и для людей были источником радости». Отыщи драгоценное средь суеты И ты станешь Моими устами. Ты не будешь слова расточать о любви За любовью придут к тебе сами. Иноческие подвиги 5 января 1990 года послушника Игоря постригли в иночество с именем Василий - в честь святителя Василия Великого. Это событие принесло новое благодатное чувство душе будущего мученика Христова. «Постриг - это великая тайна Божия, - говорил новопостриженный инок Василий пришедшим поздравить его братиям, - и эту тайну можно познать лишь опытно, то есть самому принять пострижение. Я не один раз видел постриги, - продолжал он, - и даже слезу пускал. Но теперь понял, что это все иное, таинственное и непостижимое». Инока Василия поселили в деревянном монастырском доме, сохранившемся еще от старой Оптиной. Постель он устроил из двух досок, положенных на раскладушку и покрытых сверху войлоком. Вместо подушки - два кирпича из склепа, в котором были обретены мощи преподобного Оптинского старца Иосифа. Толстый чурбак заменял стул. На полке стоял будильник и фотографии старцев. А сверху в несколько рядов лежали святоотеческие книги, заложенные в разных местах. Отец Василий читал одновременно несколько книг, осмысливая слово Божие и вникая в глубину его. Иногда, доискиваясь духовного смысла, он оставлял одну книгу и брал другую. От этого в келье возникал некий внешний беспорядок, на который отец Василий не обращал особого внимания. А когда кто-либо из приходящих говорил ему об этом, он с улыбкой отвечал: «Это напоминает мне о беспорядке в моей душе. Человек всю свою жизнь тем только и занимается, что наводит порядок. То в собственном доме, то на работе, то в огороде, а о душе своей небрежет. А душа ведь дороже всего мира. Надо бы навести сначала порядок внутренний и полюбить Бога. А любить Бога никакие дела не помешают». 23 августа этого же года состоялся постриг инока Василия в мантию в честь Московского Христа ради юродивого Василия Блаженного. Этот постриг еще более возжег пламень ревности в сердце боголюбивого воина Христова. «Сейчас иное время, - говорил отец Василий, - и мы не в силах нести тех подвигов, которые возлагали на себя древние, но понуждать себя просто необходимо. Хотя я и немощен, но сердце мое жаждет древних монашеских подвигов, в коих спасались святые отцы наши». И самый главный подвиг, который пронес он чрез все житие свое - это подвиг смиренномудрия, сопряженный с плачем и покаянием. Глаза его обычно были опущены вниз, и лишь когда кто-либо обращался к нему с вопросом или приветствием, Батюшка кротко поднимал их. А затем снова опускал. Среди братии и в монастырских делах отец Василий никогда не брал на себя никакой инициативы, а всегда считал себя послушником. «Я люблю, когда мною руководят», - говорил он. Когда некоторые осуждали его за якобы горделивое безмолвие, он с кротостию говорил: «Бог знает, что желаю быть с вами в общении, как могу люблю и молюсь о вас. Но не могу быть одновременно и с вами, и с Ним». Он старался избегать долгого общения, особенно когда заходили разговоры о недостатках или пороках ближних. Несмотря на молчаливость, отец Василий очень просто и как-то легко и своевременно находил нужные слова утешения для собеседника. Радуйтеся и веселитеся, - любил повторять он одну из заповедей блаженства, -яко мзда ваша многа на небесех. И паки реку: радуйтеся. «Вот какие мы обетования имеем, - говорил он за несколько дней до своей мученической кончины. - Ведь есть у Отца любимые сыновья? Вот монахи - это любимые сыновья. Кого Он больше любит? Кому Он больше помогает? -Монахам. Поэтому нам легче. А те люди, которые отдалены от Бога, становятся как бы блудными сыновьями, и им тогда становится трудно. ...Понимаете? Вот из-за чего трудность-то возникает в человеческой жизни, - когда человек берет на себя что-то и отстраняет от себя Бога, Который хочет помочь ему. Вот мир и несет скорби, потому что от Бога отошел, отстранился от Христа, и тащит на себе этот труд непосильный. А мы пришли к Богу, и Господь за нас все несет и все делает». Отец Василий не внимал молве людской. Внимание его непрестанно было направлено ко Христу, и его частые воздыхания говорили об этом. По ночам он подолгу клал земные поклоны, а чтобы не было слышно, бросал на пол старый отцовский бушлат. Ежедневно келейно он вычитывал повечерие с канонами, а если был где-либо в отъезде по послушанию, то неотложно читал полунощ-ницу. Когда же не успевал вычитывать правило днем, то исполнял его ночью, стараясь никогда не оставлять. Батюшка считал это не за подвиг, а за необходимость и долг каждого монаха. «Василий Великий, - говорил он, - считал, что монах, не читавший часов, в день тот не должен и пищи вкушать. Ибо молитва есть пища для души. Коль о теле своем заботимся, тем паче же будем заботиться и о душе». Но в то же время он никого не укорял за оставление правила и не обличал, считая себя самым нерадивым и не исполняющим монашеских обетов. «Необходимо понять, - говорил он, - что монашество заключается не в черных ризах, не во множестве правил, которые человек силится исполнять, а в покорности воле Божией. Все, что происходит вокруг, есть великий Промысел Божий, который ведет человека ко спасению. Покориться Богу можно лишь тогда, когда научимся все происходящее с нами принимать за Его святую волю и не роптать, а за все Господа благодарить. Милость Божия дается даром, но мы должны принести Господу все, что имеем». Хвалите имя Господне, хвалите, раби Господа, - так начинается девятнадцатая кафизма, которую очень любил отец Василий. Каждый псалом ее, каждый стих тесно переплетается с жизнью мученика Христова. Всегда молчаливый и тихий, отец Василий не заботился о пище, и даже порой забывал о необходимости ее вкушать. «Господи, - взывал он, -дай память о благоволении Твоем к нам, грешным, дабы не роптали мы в день печали, а проливали слезы покаяния». Случалось, что отец Василий, задерживаясь на исповеди, а часто при служении молебна или панихиды, опаздывал на трапезу. Однажды, придя в трапезную уже после обеда, он кротко попросил чего-нибудь поесть. Но ему ответили, что уже поздно и на кухне ничего не осталось. Отец Василий нисколько не смутился этим. Ни малейшей тени огорчения, ни капли ропота не было в его поведении или словах. Попросив стакан кипятку, он выпил его с хлебом, укоряя себя в чревоугодии. Великим Постом отец Василий принимал пищу один раз в день, обычно в полуденное время. Его трапеза состояла из овощей или кислых ягод и небольшого количества хлеба. Такой пост и постоянное молитвенное обращение к Богу давали душе его мир, который особым чувством удерживал ум в сердце и не позволял греховным помыслам приближаться к нему. «Что надо делать, чтобы иметь мир в душе и в теле? - вопрошал Батюшка и отвечал: - Для этого надо любить всех, как самого себя, и каждый час быть готовым к смерти». Как по отношению к видимому миру отец Василий отрекся человека внешнего, оставив все свои награды и звания, так оставил он и прежние свои привычки. Если раньше, в миру, он очень любил писать стихи и рифмовать в них все свои мысли и чувства, то после рукоположения в иеромонахи он отверг это занятие. Хотя необходимо заметить, что лучшие стихи его были написаны в молитвенном духе. Видимо, исполняясь любовью к природе, душа его познавала премудрость Творца и находила в себе отражение благодатного Света. Еще в детстве он любил убегать в Кузьминский парк и там подолгу любоваться природой, наблюдать за тем, как сизокрылые голуби бесстрашно перегораживают дорогу прохожим, спеша склевать брошенные на тротуар крошки хлеба. Он любил взирать на волны, которые словно растущие кольца расходились в разные стороны от брошенного в пруд камешка. А иногда подолгу смотрел на макушки стройных сосен, мечтая вскарабкаться на самую высокую и оттуда взглянуть на этот прекрасный Божий мир. «О, если бы у меня были крылья, - думал тогда Игорь, - я бы взлетел над миром и парил, наслаждаясь его безграничной красотой». Но чтобы познать Премудрость Божию, необходимо отречься от мудрости века сего. Истинная мудрость не в красивых словах, а в крестной силе. «На крест возводит вера, - говорил отец Василий, - низводит же с него лжеимен-ный разум, исполненный неверия. Крест - готовность к благодушному подъятию всякой скорби, получаемой Промыслом Божиим. Возьми крест свой, и следуй за Мною, - говорит Господь. Значит, надо обязательно взять крест ради Господа, уверовать и идти. Вот и весь закон. Но в основном, как учат святые отцы, все то, что исполняет инок, должен исполнять и благочестивый христианин. За исключением, пожалуй, одного, - что мы даем обет безбрачия. Раньше это было требованием жизни. Древние христиане мало чем отличались от монахов». Я сказал: буду верен словам до конца, Посмотрю за своим непутевым житьем И невольно прибавил: на все, что слегка, Отвечать стану я молчаливым кивком. Хранение уст Однажды отца Василия спросили: - Где монаху лучше молиться - в церкви или в келии? - Я не знаю, - смиренно ответил Батюшка,-но слышал, что в Церкви - как на корабле: кто-то гребет, а все плывут. А в келий - как в лодке: надо грести самому. Церковное Богослужение отец Василий очень любил. Он проходил послушание канонарха и всегда благоговейно, со вниманием, пропевал стихиры. Старался вникнуть в самую глубину Божественных словес, собирая внимание воедино. И словно какой-то невидимый луч освещал ему сокровенный смысл молитвенных речей, соединяясь с ним Духом Святым. Господь говорит: Вы Мне будете поклоняться и Духом, и истиной на всяком месте - продолжал отец Василий. - Служба - это общение с Богом. Во время молитвы мы разговариваем с Самим Богом, поэтому служба это и есть Ему предстояние, Ему служение. Это всегда живо, всегда неумирающе. Это жизнь, потому что здесь присутствует Сам Христос. - А вы не устаете от продолжительных Богослужений? - спрашивали его. - Ну, мы же не Ангелы, - отвечал он, - конечно, устаем. Мы же люди. Но Господь нас укрепляет по мере того, насколько Он считает это нужным. Дает нам и трудиться, и уставать. Преподобный Исаак Сирии пишет: «Если твоя молитва была без сокрушения сердца и без труда телесного, то считай, что ты помолился по-фарисейски». Так что надо и пот пролить: и тело свое понудить, и душу, конечно. Так что это труд. А старец Силуан как говорит, помните? Он говорит: «Молиться за мир - это кровь проливать». Таков труд молитвенный. Вот возьмите Евангелие: Господь молился. Каким было моление Его о чаше? И был пот Его, как капли крови. Вот какой может быть молитва. Нам эта молитва неведома, но такая молитва тоже есть. Отец Василий очень любил келейную молитву. «Сиди в келье, - повторял он слова преподобного Иоанна Лествичника, - и она тебя всему научит». Подолгу пребывая в келий, он настолько погружался в молитву, что душа его забывала о веке сем и о всех делах земной временной жизни. Сердце исполнялось необычайной радости, о которой некогда сказал пророк Исайя: Как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог Твой. В такие минуты, движимый Божественным веселием, он желал только одного: «О, если бы душа моя отошла вместе с молитвой. О, Господи, как я желаю быть с Тобою!» Постепенно молитва все больше и больше укоренялась в душе будущего мученика. Она становилась как бы естественною и неотделимою, как бы единою с ним. «Возьмите псалмы Давида, - сказал как-то отец Василий. - Он говорит: Вкусите и видите, яко благ Господь. Пожалуйста, вкушайте и увидите. Кого люблю, - говорит Господь, - того и наказую. Биет лее Господь всякого сына, его же приемлем. Мы - возлюбленные сыны Бога ради потому, что держим истины Православия. Естественно, мы и наказываемся, ибо Господь нас особенно любит. И как любой отец, который любит своего сына, Бог без наказания нас никогда не оставляет. Но наказывает Он по любви, а не по жестокости... Мы привыкли наказывать только жестокостью. Нам неизвестно наказание с чувством любви. А Господь наказывает нас с любовью, ради того, чтобы вразумить. Ради того нам попускаются скорби, чтобы нам познать истину Христову. Поэтому надо быть всегда готовым к скорбям. И я вас уверяю, что нет такого человека на земле, который бы никогда не скорбел... За все надо благодарить Господа». Бывает так, что время от времени человек ослабевает в молитвенном делании, свет его души, доселе горевший ярко, тускнеет и он то как бы спускается на одну ступенечку ниже, то снова, пламенея искренней любовью ко Господу, возвращается к горнему созерцанию. Иеромонах Василий был одним из тех, кто твердо шел вперед, подобно кораблю, расправившему паруса и неотступно держащему курс к великой цели, которая суть спасение души. И попутным ветром этому кораблю было всегдашнее неотступное покаяние. Оно как бы приросло к этому широкоплечему монаху. Его опущенный в землю взгляд, всегда сосредоточенный и спокойный, как будто напоминал: О, человек, земля еси, и в землю отыдеши. Блажен, кто непрестанно памятует об этом. Отец Василий не искал встреч с людьми, а всегда жаждал безмолвия и беседы с Богом, суть которой - горячая молитва. «Единожды умер я для мира, - повторял он слова преподобного Арсения Великого, - что проку от мертвеца живым». Кто не согрешает в слове, тот человек совершенный, могущий обуздать и все тело. Желая быть верным в малом, в том числе и в слове, Батюшка говорил, что любой, даже незначительный грех, может стать причиной дальнейшего охлаждения любви к Богу. Особенно он обращал внимание на грех курения. «В курящего человека, -говорил он, - как в решето, Господь благодать наливает, а она вся выливается». Батюшка очень любил тишину. Как-то на Страстной Седмице, в Великий Четверг, за несколько дней до своей мученической кончины, отец Василий после трапезы подошел к одному из братии и сказал: «Ты обратил внимание, какая тишина была на трапезе? - Сегодня все причащались. Какая тишина!» Совершенен закон и безмерен, Коим Бог обновляет людей, И в Своих откровениях верен, Коль мудрейшими ставит детей. Монах и пастырь На Вход Господень в Иерусалим, 8 апреля 1990 года, отца Василия рукоположили в иеродиаконы. А на Преполовение Пятидесятницы, 9 мая (память священномученика Василия, епископа Амасийского), ему впервые поручили произнести проповедь. Многие были приятно удивлены глубиной его проповеднического слова. Проповедь имела духовную силу, ибо сказана была от любящего сердца. Теперь отец Василий все чаще и чаще говорил слово Божие к народу. Как одному из лучших проповедников, ему поручали проповеди на праздничные дни. Слова, сказанные Батюшкой так просто и убедительно, нередко побуждали людей к перемене жизни, ибо воспламеняли души их ревностью по Бозе. Батюшка в своих проповедях не обличал, но раскрывал корень греха и показывал его пагубность, сожалея о согрешающих и молитвенно обращаясь к Богу о прощении их. Он старался сохранить древний молитвенный дух церковно-славянского языка, чтобы в полноте донести до людей слово Божие и пробудить покаяние в их душах. Отец Василий всегда искренне радовался успехам ближних. И радовался так, словно был уверен, что и он получит воздаяние за их добродетели и подвиги; а о тех, которые согрешали словом или делом, сокрушался и скорбел так, будто ему самому надлежало дать ответ за них на Страшном Суде и быть ввергнутым во ад. После рукоположения во иеромонахи, которое состоялось 21 ноября того же года на Собор Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, отец Василий составил для себя краткие обязанности священника, чтобы всегда благоговейно предстоять Престолу Божию. В жизни монаха с рукоположением во священство обычно начинается тонкая духовная брань между монашеством и священством: часто желание безмолвствовать и уединяться влечет к уклонению от пастырского служения, а многопопечительность о духовных чадах мешает несению монашеского подвига и сеет в душе суетность и смущение. Только любовь к Богу, подвиги терпения и смирения помогают душе достичь благодатной гармонии между пастырским служением и монашеским житием. И чем более человек преуспевает в молитве, тем более он обретает опыт борьбы с врагом, и, быв искушен... может и искушаемым помочь. Подобно тому как садовник много ухаживает за деревьями, поливая и окучивая, а когда созреют плоды, тогда собирает их, так и Господь все подвиги монашеского жития обращает на пользу и укрепление Своей Святой Церкви. Все более и более отец Василий искал уединения и безмолвия. «Истинным руководителем может быть только тот, кто с помощью Божией победил страсти, - говорил Батюшка, - и через бесстрастие соделался сосудом Святаго Духа». Но не люди избирают священников, а Сам Господь выбирает пастырей Церкви и посылает делателей на жатву Свою. На Московском подворье, куда Батюшку иногда посылали для несения послушания, он вначале прослыл очень строгим и требовательным. Одна женщина, бывшая учительница начальных классов, вспоминала, как однажды, впервые придя на Подворье, она спросила у знакомой совета о том, к кому ей лучше пойти на исповедь. В то время как раз вышел отец Василий с крестом и Евангелием. Показав в сторону Батюшки, знакомая сказала, что этот священник очень строгий и лучше исповедываться у другого. «Ну, я и встала к другому батюшке, - вспоминала она. - Очередь к отцу Василию была небольшая и поэтому, закончив исповедовать, он обратился к стоящим в притворе людям: „Есть еще кто на исповедь?" Я по школьной привычке подняла руку. Батюшка улыбнулся и я подошла к нему». Вскоре слухи об отце Василии, как о строгом священнике, рассеялись. Батюшку полюбили и уже не боялись его сурового вида, за которым скрывалась истинная, нелицемерная любовь. Отец Василий не имел много духовных чад, но всякого приходящего к нему человека принимал, как посланного Самим Господом. «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть, - говорил Батюшка, желая успокоить смущенную душу собеседника, - а совершенство Господа в том, что Он всех любит и посылает дождь на праведных и неправедных. Бог желает всем спасения и не оставляет ищущих Его». Рукоположение, которое он принял за послушание, открыло новую страницу в его жизни. Сострадательность и заботливое внимание к ближним помогали врачевать и утешать души, наполняя их благодатным миром покаяния. Многие говорили, что это будущий старец. На исповеди или в беседах отец Василий вразумлял и утешал ближних словами Священного Писания. Часто он с любовию говорил: «Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша много, на небесех. И паки реку: радуйтеся, непрестанно молитесь и за все благодарите, ибо такова о нас воля Божия. От его слов рождались в сердце мир и тишина. Батюшка приучал видеть свои грехи и не внимать погрешностям ближних. Получалось это у него как-то просто и безобидно. «О новостях с подружками будешь говорить, - ласково останавливал он многословную речь какой-нибудь бабульки, - а со мной - о грехах». Душа иногда немного успокаивается, когда, имея на кого-то обиду, вдруг обрящет сочувствующего в осуждении. Но такое соглашение грешно и пагубно как для утешающего, так и для утешаемого. Не так поступал отец Василий. Он строго следил за ходом исповеди, и старался открыть кающемуся причину греха, которая заключается всегда в нас самих. «По грехам, по грехам - тихо говорил он, вздыхая.- Скорби - это хорошо. За скорби Господа благодарить надо». Как-то у одного молодого человека, работавшего при монастыре, пошел разлад в семье. Сначала он сильно унывал, а затем, дойдя до отчаяния, замыслил даже покончить жизнь самоубийством. Но Господь, не желая погибели души, устроил так, что один брат, узнав об этом, привел его в келию к отцу Василию. Батюшка в это время стирал свой подрясник. Увидев гостей, он тут же отложил стирку и принялся внимательно выслушивать молодого человека. Затем посочувствовав ему, сказал: «Ну, и слава Богу!» И просиял такой доброй улыбкой, что собеседник не удержался и тоже улыбнулся. Те события, которые доселе терзали его душу, вдруг увиделись ему каким-то пустяшным делом, не имеющим серьезных причин для скорби. Теперь вместо отчаяния пришла и озарила душу легкая радость, имеющая основание - твердое упование на Промысел Божий. Глубокие воздыхания отца Василия и сожаление о случившемся вызывали у исповедников слезы. И он, как добрый сеятель, очищал вожделенную пашню души от терний и сеял на ней семя Божией любви и мира. В конце исповеди, когда исповедующийся брал по обычаю благословение, отец Василий, слегка наклонясь вперед, тихо произносил: «Помоги вам, Господи». И от слов этих веяло таким теплом, что они долго не забывались, потому что говорились от любящего сердца, сострадающего и болезнующего. Любовь не остается незамеченной, ибо она излучает Божественный Свет. Любящее сердце имеет истинное сострадание не только к людям, но и ко всякому творению Божию. Так, еще мальчишкой отец Василий сильно сожалел, когда сосед его под покровом ночи спилил молодой тополь. Дерево росло у окна и своей густой листвой якобы загораживало солнечный свет. Глубоким переживанием отразилось это событие в душе будущего монаха. Бывая в Москве, отец Василий ни разу не ночевал в родительском доме. Если и заезжал, то всего лишь на несколько часов, чтобы справиться о здоровье матери, и снова спешил удалиться. Он старался тщательно хранить зрение от различных искушений, которыми преисполнен мир. Как-то раз, проходя мимо останкинского пруда, который находился недалеко от Подворья, отец Василий заметил полураздетых людей, пришедших позагорать в жаркий день. Батюшка перекрестился, а затем, взявшись за край мантии, поднял ее над собою. Словно большим крылом заградил он взор свой от соблазна. Так дошел он до храма, который был для него местом спасения от всех искушений и скорбей. Он любил храм и келью. Келья для него была местом монашеских подвигов и уединения, а храм - домом молитвы, местом его священнического служения. Однажды в монастырь приехала бывшая школьная учительница отца Василия, преподаватель русского языка и литературы. После беседы Батюшка предложил ей исповедаться. Она не сразу решилась исповедать грехи своему бывшему ученику, но Батюшка, заметив ее ложный стыд, объяснил ей, что он лишь посредник между нею и Богом, Который невидимо зрит сердце каждого. Грехи Он знает и без нас, но ждет от людей искреннего покаяния и, ведая немощь человеческую, прощает кающихся. Эти слова настолько тронули сердце учительницы, что она, убеленная сединой, почувствовала себя юной отроковицей. Она искренне покаялась и с этих пор стала считать себя духовной дочерью отца Василия. Батюшка молился очень внимательно. Видно было, что он не просто исполняет посследование молебна или панихиды, но всем сердцем молится Господу, не смущаясь присутствием людей. Для него было важнее, примет ли Бог его молитву, а не то, что скажут или подумают о нем люди. В молитве отец Василий имел дерзновение, так необходимое каждому священнику, и не старался угождать людям. Он не опасался несправедливых обвинений, но в то же время и не пренебрегал ими совсем, стараясь сострадать обидчикам и, по возможности, скорее погашать обиду. В Козельске был при смерти один человек, мучимый нечистыми духами. Он никак не мог исповедать свои грехи. Его верующая жена обратилась в монастырь с просьбой прислать священника. Исповедать и причастить больного поручили иеромонаху Василию. Сразу же после полунощницы Батюшка отправился в Козельск. При виде священника больной набросился на него с лаем, но отец Василий кротко и с любовью приветствовал бесноватого. Тот, словно от огня, отпрянул от него. Затем отполз в сторону и затих. Отец Василий достал требник и начал тихо молиться. Больной успокоился, искренне покаялся и причастился. Однажды в два часа ночи позвонили из больницы и просили прислать священника к умирающему больному. Отец Василий не спал и словно ждал этого звонка. Поехал он немедленно. И хотя причастить больного не удалось, так как тот был уже без сознания, все же Батюшка молился у смертного одра больного до самой последней минуты его земной жизни, читая канон на исход души. Как-то одна женщина пожаловалась на свои трудности, на то, что муж с работы ушел, что болезни одолевают. Батюшка внимательно выслушал ее и сказал: «Ну, и слава Богу». Не ожидавшая такого ответа женщина недоуменно спросила: «За что же это - слава Богу?» Батюшка в ответ -«Слава Богу! Слава Богу!». И скорбь вдруг отошла, а на сердце стало мирно и светло. Так умел он кротко и легко успокоить страждущую душу. В городе Сухиничи, расположенном недалеко от Козельска, есть тюрьма. Отец Василий с другими братьями часто ездил туда для крещения и духовного окормления заключенных. Иногда исповедь продолжалась до двух часов ночи. Батюшка внимательно выслушивал каждого приходящего, давал необходимые советы, дарил книги, разъяснял учение Православной веры. Храма тогда в тюрьме не было и крестить приходилось в бане. Как-то раз собрались сорок человек, чтобы принять Таинство Крещения, а среди них оказался один закоренелый преступник, который хотел подшутить над Батюшкой и подурачиться. Остановить его никто не решался, так как он был не из простых заключенных, а считался «авторитетом». Перед крещением отец Василий, как обычно, говорил проповедь. И говорил так зажигательно и просто, что «шутник» не смог остаться безразличным. Он, забыв о своей затее, стал задавать вопросы, вскоре попросил отца Василия исповедать его, а затем и крестился. Исповедовал его тогда Батюшка почти два часа, а на прощание подарил книгу «Отец Арсений», так понравившуюся всем заключенным. На кого воззрю! - говорит Господь, - токмо на кроткого и смиренного, трепещущего словес Моих. И Господь действительно взирал на этого кроткого и молчаливого монаха. Батюшка не разделял людей на близких и не близких. У него не было друзей, вернее все для него были друзьями. Но человекоугодия он избегал и старался более прилепляться к Богу: «Кто заботится о многих, -вспоминал он слова преподобного Исаака Сирина, - тот раб многих, а кто заботится об устроении своей души, тот друг Божий». Как-то рассказали отцу Василию про одну блаженную, которая уже долгое время лежит без движения. Говорили, что изредка к ней приходят соседи, чтобы истопить печь, и приносят что-нибудь поесть. Но часто она остается одна, без еды и в холодной избе. Люди удивлялись ее безропотности, ибо она, всегда пребывая в радости, славила и благодарила Бога. Узнав, что блаженная желает причаститься, отец Василий вызвался ее навестить. Добравшись до деревеньки, в которой жила больная, Батюшка своими глазами увидел, что все то, о чем говорили, - истинная правда. Он исповедал и причастил женщину, а вернувшись в Оптину, с умилением вспоминал о блаженной рабе Божией. Удивительно, что при виде отца Василия, блаженная вдруг просияла, и радостно запела: «Христос Воскресе!». Возможно, этим она предсказывала будущему мученику Христову Вечную Пасху, начало которой соприкоснулось с Пасхой 1993 года. Душа тебе, Обитель, отдана, Прими и тело, коль захочешь. Прими все то, чем от Творца, От Бога наделен средь прочих. Пасха без конца Для отца Василия Оптина стала колыбелью, в которой рос и укреплялся его монашеский дух. Он часто посещал могилки тогда еще не прославленных Оптинских старцев и подолгу молился там, прося их помощи и ходатайства Царицы Небесной, которая распростерла омофор свой над Обителью. Отец Василий составил несколько прекрасных стихир об Оптиной Пустыни, много и плодотворно работал над составлением службы преподобным старцам, которую, к сожалению, так и не успел закончить. В феврале 1993 года он в последний раз побывал в Троице-Сергиевой Лавре на очередной сессии в духовной семинарии. На обратном пути заехал к матери в Москву. Отслужил панихиду на могиле отца. Затем снял со сберегательной книжки те небольшие деньги, которые собирала для него со своей пенсии Анна Михайловна, и, отдавая их ей, сказал: «Прошу тебя, больше не клади. Мне они не нужны. Да и как я предстану с ними пред Богом!». Последний в своей жизни Великий Пост отец Василий провел строже обычного. Кроме обязательных продолжительных монастырских служб, он еще подолгу молился по ночам в своей келье. В Великий Пяток, во время богослужения, ему надо было канонаршить. Батюшка вышел на солею, но вдруг почему-то замер с книгой в руках и долго молчал. «Ужасеся о сем небо, и солнце лучи скры» - проканонаршили с клироса, и хор запел. - Что случилось? - спросили его потом, - что с тобой было? Но отец Василий ничего не ответил. Лишь позже, тайно, поведал одному брату, что в тот момент, когда ему надо было канонаршить, он вдруг увидел старца Амвросия, но о чем говорил с ним Преподобный - не сказал. В Великую Субботу весь день отец Василий исповедовал, а когда уже стемнело и освещали куличи, ему вдруг стало плохо: сказались сильное переутомление, службы, послушания, бессонные ночи и строгий пост. На Страстной Седмице он ведь совсем не вкушал пищи. К тому же, считал, что лучше умереть на послушании, чем отказаться от него. Отец Василий стоял бледный, держась за аналой. Казалось, что он вот-вот упадет. В это время кто-то из иеромонахов освящал куличи. Он покропил Батюшку святой водой, но тот попросил: «Покропи меня покрепче...» Тогда иеромонах щедро плеснул ему в лицо и на голову святой водицы. Отец Василий улыбнулся, облегченно вздохнул и, сказав: «Ну, теперь уж ничего, ничего», снова принялся исповедовать прихожан. Перед Пасхальной литургией Батюшку назначили совершать Проскомидию, поэтому он заранее облачился в красную фелонь. Проскомидию он совершал всегда быстро и четко, а тут как-то медлил. - Ты что медлишь? Надо бы побыстрее! - цо-торопил его благочинный. - Не могу, простите. Так тяжело, будто сам себя заколаю, - ответил Батюшка. А окончив, сказал: «Никогда так не уставал». В конце Пасхальной литургии отец Василий вышел канонаршить. Видя его усталым и бледным, братья с клироса сказали: - Отдыхайте, Батюшка, мы сами справимся. - Я по послушанию, - твердо ответил отец Василий и начал: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» - Непоколебимая вера в то, что все устрояет Господь, подавала ему силы и укрепляла. ...Солнце в Оптиной восходит со стороны Скита, прячась за густые ветви вековых сосен, посаженных еще преподобными старцами. От этого рассвет начинается как бы с огненных языков. Макушки сосен все ярче и ослепительнее пылают на фоне небесной розовеющей глади, словно светящиеся нимбы этих могучих деревьев. Вскоре первый солнечный луч осторожно бросает свой теплый весенний свет на белую монастырскую стену. Золотые купола Введенского храма начинают торжественно сверкать, подобно древним богатырям времен вятичей. Все вокруг исполняется тихого благодатного спокойствия, как бы не желая тревожить утомивпшхся после ночного богослужения монахов. В это Пасхальное утро братья, разговевшись, разошлись по своим кельям. Отцу Василию предстояло идти | |
| Просмотров: 1331 | |
| Всего комментариев: 0 | |